В сборник «Балалайка – музыкальный символ России» вошла моя статья «Балалайка в эпоху СВО».

Книга вышла в издательстве «Скифия» в Санкт-Петербурге под редакцией Евгения Лукина, имеет подзаголовок «Сборник произведений российских соотечественников». В сборник вошли произведения двадцати восьми писателей из России, Австрии, Индии, Италии, Казахстана, Киргизии, Китая, Латвии, Мальты и Перу. В книге есть как стихи, так и прозаические очерки. Именно в Петербурге в 1888 году состоялось первое публичное выступление «Кружка любителей игры на балалайках» под руководством Василия Андреева, и сегодня, полтора века спустя, в Петербурге публикуется книга о балалайке, посвященная легендарному русскому символу.

В своей статье я размышляю о том, что именно символизирует балалайка сейчас, во время войны, и отталкиваюсь от стихотворения Игоря Ефремова «Рекорд на балалайке» (есть в сети в исполнении автора). Автор задается вопросом, нормально ли ставить рекорды на балалайке во время тяжелой войны, и дает на него однозначно отрицательный ответ. Я же стараюсь показать, что ситуация сложнее.

Балалайка – двойственный символ, постоянно мерцающий: то ли это символ этнической великорусской культуры, отсталой по сравнению с прогрессивным двадцатым веком, то ли это символ России как таковой, то есть империи в любом ее варианте включая СССР. Эта двойственность сохраняется и в наши дни, вызывая разную реакцию.

Читать полностью на сайте: ninaofterdingen.ru/2025/07/30/балалайка-империя...

Восприятие другой культуры бывает очень необычным, что лучше всего заметно непосредственно в дневниках и путевых заметках. Так, русский православный миссионер в Японии Сергий Страгородский, будущий патриарх, оставил записки о своей миссии в Японию в 1891-93 гг. Совершенно ничего не предвещает будущие бурные события в истории обеих стран. От всего текста остается ощущение непоколебимой стабильности, за которую викторианскую эпоху так любят авторы стимпанка и Миядзаки. И в этих записках видно, как чужое фиксируется точно, но оценивается в другой эстетической системе, и не вызывает ничего, кроме легкого пожатия плечами, как показывает отрывок из письма XIII, 20 Марта 1891 г., Токио:

«До цветов, действительно, японцы большие охотники, и притом все, без различия возраста и состояния. Встретишь какого-нибудь деревенского «одзи-сана» (дедушку или дядюшку) с колючей бородой, в «варадзи» (соломенные сандалии), с синим платком на голове... Ну, где бы, кажется, иметь ему такое нежное чувство, как любовь к цветам, а смотришь, этот «одзи-сан» тащится за несколько верст, а может быть и десятков верст, смотреть как цветут астры или пионы в каком-нибудь известном саду.

Толпами ходят смотреть на «момидзи» (дерево с листьями вроде клена, только мельче), которое в известную пору краснеет, как кровь (как у нас дуб, только из нас никому и в голову не придет идти в лес, чтобы этим любоваться).

Или, напр., в Токио, летом, кажется, в августе месяце цветет там какой-то цветочек. Ночная или утренняя царица, по-японски. Цветет он перед восходом солнца, с появлением которого закрывается. И вот часа в два ночи едва не все Токио собирается к садовникам смотреть на эту царицу. Был и я там!.. Цветок самый обыкновенный, рассажен в маленькие баночки, которые расставляются по этажеркам. И народу целые тысячи. Положим, некоторые цветки очень хороши, но ради этого вставать с полночи, бросать дело и идти сюда, притом всем, и старому, и малому... С нашей точки зрения, это уже слишком.

Едва ли есть на свете народ с таким тонко развитым эстетическим чутьем и вкусом, как японцы. В этом можно убедиться, заставив что-нибудь вам сделать какого-нибудь «дайку-сана» (плотника). Вы сразу увидите, что он главное свое внимание обращает не на прочность и не на скорость работы, а на ее изящность» *.

Очевидно, что это эстетическое чутье не служит к чести дайку-сана. Понадобилось целое столетие воспитания чувств, чтобы эта японская эстетика стала восприниматься как что-то по меньшей мере ценное и важное, даже если тебе конкретно и недоступное.

*Архимандрит Сергий (Страгородский). На Дальнем Востоке. (Письма японского миссионера) – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2013. – 384 с.: ил. – (Серия «Русская Православная Церковь в дневниках и воспоминаниях»). С. 195-196.

Акельев считает, что Указ о брадобритии 1705 года, после тяжелого поражения от шведов, нужно рассматривать в экономическом контексте. В этот период было издано несколько указов, вводивших новые налоги для финансирования армии. В частности, было издано «известное распоряжение о переплавке церковных колоколов на пушки, которое, как показал П. В. Седов, не казалось столь шокирующим и кощунственным современникам, как это представлялось впоследствии» (Седов П. В. Снятие церковных колоколов для литья пушек в начале Северной войны // Петербургский исторический журнал. 2014. № 1. С. 25–40).

Этот контекст показывает, что целью Указа о брадобритии было не преобразование нравов, а пополнение казны. Бороды виделись источником дохода. Брадоношение разрешалось при условии уплаты годового налога, который варьировался от 30 до 100 рублей, что было огромной суммой. На пропитание колодника тогда отпускалось 5 рублей год, солдата – 10 рублей в год. Служащие и военные невысоких чинов зарабатывали от 30 рублей в год. За 7 рублей в Москве можно было купить простейшее жилье, а за 60 рублей – дом с конюшней, сараями и всей мебелью. Очевидно, мишенью этих мероприятий были богатые и очень богатые люди. Это были идейные приверженцы старины, которые неоднократно заявляли, что лучше голову свою потерять, чем бороду сбрить. Петр рассчитывал, что уж 30 рублей в год ради спасения своей души они найдут.

Примерный расчет прибыли можно сделать, зная, сколько было выпущено бородовых знаков. Сохранились данные только для Сибири и Поморья (Азова, юга, новых территорий) – по пять тысяч знаков. В европейской России проживало людей гораздо больше, и знаков должны были сделать как минимум столько же, а скорее, и больше. Петр надеялся, что золото из сундуков суеверных и косных богачей потечет рекой.

Каков же был результат? Откуда вообще сведения, что Указ был исполнен, и Россия в отношении бороды сразу европеизировалась? Акельев показывает, что ниоткуда – никто никогда не исследовал, как исполнялся Указ. Он сам нашел в архивах финансовые отчеты за несколько первых лет после издания Указа – самые важные документы и для Петра тогда, и по этому вопросу вообще. Результат совершенно неожиданный: бородовой налог платили не более ста человек в год.

Также «по официальной справке, составленной в 1754 г., по состоянию на 1726 г. во всей империи числилось 57 плативших годовую пошлину бородачей, из которых к 1754 г. осталось лишь двое (остальные умерли, бежали, были сосланы на каторгу за неуплату или сбрили бороду)».

Как источник финансов брадоношение оказалось полностью провальной идеей. Екатерина II отменила все ограничения касательно внешнего вида и одежды в 1762 году.

Монография Евгения Акельева «Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов “московитов”» посвящена конкретному вопросу петровского времени – Указу о брадобритии, как он применялся и как он исполнялся. В послесловии автор резюмирует результаты исследования, можно обратиться прямо к нему.

Для меня это книга о том, как идеи и образы XVIII-XIX века без рефлексии усваиваются наукой, становятся необсуждаемым фоном, транслируются через систему школьного образования и порождают новые мифы. В истории с брадобритием таких идей сразу несколько.

Хронологически брадобритие внедрялось в несколько этапов. Самые важные из них – брадобритие в Преображенском в 1698 году и Указ о брадобритии в 1705 году. В учебниках, обзорных курсах и даже монографиях эти два события сливаются в одно: Петр вернулся из Великого посольства в 1698 году, лично побрил бояр в Преображенском и издал Указ о брадобритии как начало грандиозных преобразований. Однако на самом деле историю в Преображенском и Указ отделяет семь лет. Почему Петр столько ждал? Действительно ли история в Преображенском была началом цепи преобразований? Как она выглядела для современников, которые не знали, что будет через семь лет и позже, и могли знать только предшествующие события, а не последующие? Почему Указ имел место именно в 1705 году, после поражения под Нарвой, в тяжелейший момент войны со шведами, когда провоцировать волнения внутри страны очень неосторожно? На все эти вопросы автор дает обоснованные ответы.

Акельев также показывает, что даже известные историкам эпизоды внедрения брадобрития, использованные Сергеем Соловьевым в XIX веке, а за ним и всеми остальными, дают совсем не ту картину отношения к брадобритию до Петра, какая обычно рисуется на их основании.

Так, Соловьев описывает, как в 1704 году, еще до Указа, Андрей Иванов из Нижнего Новгорода пришел в Москву извещать государя, что он губит веру христианскую, поскольку у них в Нижнем многие бороды бреют, немецкое платье носят и табак тянут. Обличителя отправили в Преображенский приказ (будущую Тайную канцелярию), где предположили, что за ним кто-то стоит, и он умер от пыток. Это печальная история, но она имела место до Указа о брадобритии, то есть в Нижнем сложилась такая ситуация без давления властей. Свидетельства из других городов подтверждают это: многие военные и чиновники брили бороды, подражая царю и моде, их не надо было заставлять. Постоянно возникавшие в течение всего XVII века дискуссии о брадобритии и церковные запреты на брадобритие показывают, что было что запрещать. Отношение к брадобритию в допетровские, как и в петровские времена, не было столь однозначным.

«11.14». Мы с мужем смотрели его тогда, когда он вышел, то есть больше двадцати лет назад. В память об этом я включила его снова, уже не помня ни сюжета, ни героев. Фильм и сейчас смотрится неплохо. Начинается как несколько не связанных между собой историй, но в конце все они виртуозно сходятся в одной точке. Всё взаимосвязано, лишних деталей нет. Основная идея: большая часть зла в этом хаотичном мире не от злодеев, а от дебилов. Единственный настоящий злодей получил воздаяние по полной, а Даффи прошел по краю и едва спасся только из-за своей бестолковости и незлобивости.

«Сказка странствий». Его я не видела примерно столько же. В мои студенческие годы было обсуждение этого фильма на ФМО, и я очень хорошо помню сюжет. Раньше меня задевал только финал, который создателями явно задумывался как положительный, но меня с детства эта идея с переселением душ скорее пугала. Душа Орландо каким-то образом переселилась в Мая, ну хорошо, а где душа самого Мая? И это устраивает его сестру, десять лет его искавшую? Ну ладно.

Фильм построен как притча-басня, и это очень сильно его портит. Он становится назойливо морализаторским. Ярче всего это видно в истории с драконом и людьми, которые на нем живут. Антимещанский советский пафос сейчас откровенно непонятен. Его мишень – обычная жизнь обычных людей. Современный зритель искренне недоумевает, что плохого в том, что у Дон Кихота жена и трое детей. Почему этого надо стыдиться? Кроме этой критики традиционных духовно-нравственных ценностей присутствует дионисийская оргия из подручных средств, пародия на революционеров-Прометеев, добывающих огонь из дракона, и пинок Гераклам, которые не совершают больше подвигов. Как позитивная программа подается противопоставление Орландо, поставившего свой талант на службу людям, и Мая, который добился своим талантом огромного богатства. По форме всё наиграно и навязчиво дидактично. По содержанию – какая-то эклектичная система ценностей, не пережившая свое время. Очень люблю Миронова, но увы.

«Сказанья Земноморья». Единственная радость – пейзажи. Стиль Миядзаки, но не стим-панк, не адаптация протестантской этики к японским реалиям, а попытка Византии. Дворцы, колонны, мозаика, узнаваемый имперский визуальный ряд второго Рима. Есть сюжетные параллели с «Принцессой Мононоке», но реализовано хуже в разы. В «Принцессе Мононоке» союз парня и девушки-волка, двух существ из разных миров, готовится в течение всего фильма на разных уровнях, через противостояние деревни и завода, завода и леса, волков и людей, хозяйки завода и бога-оленя. В «Сказаньях» дракон упоминается в начале, и появляется в конце, уже после заявленных тем бессмертия, любви-дружбы и эдиповой одержимости, никак не связанных ни между собой, ни с драконами. Тоже очень жаль.

О смыслах и идеях, заложенных в недавно представленной в Луганске дебютной книге «Зеленые мили» волонтера группы Аида спецназа «Ахмат», автора и создателя Телеграм-канала «Дневник Мракоборцев» Елены Залесской с позывным «Ловец», ЛуганскИнформЦентру рассказывает кандидат философских наук, культуролог и литературный критик Нина Ищенко.

КНИГА-СОБЫТИЕ

Елена Залесская по профессии журналистка, в прошлом однокурсница Игоря Корнелюка, погибшего в 2014 году под Луганском. Несмотря на такое близкое попадание, война для Елены началась в 2022 году, и сейчас автор — волонтер группы Аида спецназа Ахмат. «Зеленые мили» — ее первая книга, опубликованная в 2025 году в московском издательстве «Яуза».

Прозаический текст книги освещает опыт писательницы, приобретенный на фронтах СВО. Книга подчеркнуто автобиографична, в ней акцентируются бытовые детали, отсылки к реальности: Телеграм-канал «Дневник Мракоборцев», который ведет автор, поездки в донбасские локации, встречи с воинами и волонтерами СВО. Такой подход позволяет автору сохранить память об участии в СВО, и не только собственную, но и память группы: знакомых бойцов, воюющих на передовой, их родителей, мирных жителей, которых навещали в больнице, подписчиков и читателей Телеграм-канала, волонтеров, добывающих для бойцов технику и лекарства. Для людей, лично знающих автора и переживающих все перипетии СВО вместе, эта книга безусловно является событием. Посмотрим, что она может дать читателю, не входящему в этот круг своих.

ПУТЬ НА ГОЛГОФУ

Автор книги — Елена Залесская с позывным «Ловец», что значит «ловец человеков», как Иисус назвал своих первых учеников, Андрея и Петра. Это имя сразу вводит читателя в круг христианских смыслов, раскрываемых и далее.

Название «Зеленые мили» отсылает к милям, которые автор проехала по фронту. В то же время напрашивается сравнение с романом Стивена Кинга, где Зеленая миля означает крестный путь, проходимый обреченным на смерть заключенным к месту казни. Стивен Кинг создает историю нового Христа, и Зеленая миля в его книге ведет на Голгофу. Голгофа, место казни Христа в христианстве — это место его победы над смертью, спуска в Ад и начала возрождения. Хотя ассоциация СВО и места казни работает против буквального смысла авторского высказывания и потому является неудачной, в названии сохраняется христианский смысл Голгофы, показывая, как место смерти становится местом преображения и победы.

ЗА «ЛЕНТОЧКОЙ»

В книге 33 части, два эпиграфа, пролог и послесловие. Книга посвящена «любимым человекам по обе стороны ленты». «Лентой» или «ленточкой» жители старых регионов России называют границу, отделяющую старые территории от новых, а также линию боевого соприкосновения — линию фронта, как такового. Слово это имеет и второй смысл — это граница мира и войны. За лентой означает «на войне». Посвящая свою книгу людям по обе стороны ленты, автор связывает фронт и тыл, создавая новое единство, сохраняющее старую границу. Оба эпиграфа, и прозаический, и стихотворный, посвящены теме любви на войне. В прологе автор ставит главный вопрос всей книги: как и почему на войне побеждает жизнь, а не смерть? Что дает людям силы продолжать жить? В последнем разделе, одноименном с книгой, автор находит ответ: это любовь. Между вопросом и ответом разворачивается вся история.

ХАОТИЧНАЯ СТРУКТУРА

История явно нелинейна: она состоит из коротких очерков, мини-новелл, записок и репортажей. Для связи разных частей истории автор выбирает хронологический принцип, а не смысловой, что сразу же разрывает сюжет и заставляет читателя выстраивать его самостоятельно. Названия частей чаще географические — Москва, Стрелковое, Питер, Белгород, Луганск, Рубежное, Кременная. В то же время эта география разбита хронологически по годам: 2022, 2023, 2024 год, с более мелкими подразделами: февраль, октябрь, август, лето, осень. Некоторые разделы названы именами бойцов и мирных: Женя, Кузя, Грин, Катя, Сокол. Совсем немного разделов, названных по смыслу: «Начало», «Предательство», «Перемены», «Дневник памяти 2.0», «Личка».

Эта хаотичная структура передает хаотические перемещения вдоль линии фронта, случайные встречи, опасные ситуацию, яркие события, которые все вместе складываются в историю московской журналистки, открывшей для себя войну после начала СВО, когда друзья, знакомые и важные в личном мире люди оказались на фронте. Выбранный стиль дорожной истории позволяет автору подключать к сюжету разные географические локации и жизненные коллизии персонажей. В книге появляются Джексон с Алтая, девушка в чадре, мама бойца, Наташа из Ростова, строители из Мариуполя, города мертвых, бойцы разных подразделений от Херсонщины до Луганска.

ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Большую роль в книге играет интернет. Значительная часть жизни героини проходит в сети: Телеграм-канал, соцсети, фоточки, подписчики, личка занимают важное место в сюжете и в жизни автора. Интернет — это незаменимый способ связи и место создания живых образов всего происходящего, параллельная жизнь, где собираются деньги на рекламу канала, пишутся посты, рисуются шевроны, появляются и исчезают подписчики и поклонники. В эпоху гибридных войн война за сознание порой важнее военных действий на земле, и для автора описанная в книге вторая жизнь в сети — первый подход к созданию самой книги, лаборатория писателя и изнанка производства смыслов. Парадоксально, что именно в этой сфере автор может встретиться с читателем: не всем приходилось ездить в Кременную, но все читают любимые Телеграм-каналы. Знакомые реалии сетевой жизни позволяют читателю войти в незнакомый мир войны. Символом этой второй жизни, сплавленной с первой, являются две галочки в чате, которые остаются серыми или становятся синими, позволяя связаться с теми, кто недоступен в реальности, и донести до них самые важные слова.

КНИГА СОСТОЯЛАСЬ

Итак, книга «Зеленые мили», первая книга Елены Залесской, состоялась. В ней отражен реальный опыт войны и мира, фронта и тыла, и открыто сказано, что пространство, соединяющее миры по разные стороны «ленточки» — это любовь.

В то же время высказанное словами должно быть подкреплено сюжетом и всем художественным миром книги. Эта часть получилась хуже, поскольку автор переложил эту работу на читателя. Точная фиксация хаотичных моментов волонтерской жизни — это только первый шаг, дающий на выходе сырой поток материала — поток сознания, как говорят философы культуры. Выстроить что-то из этого материала, найти смысл в происходящем и донести этот смысл до читателя, смоделировав собственный художественный мир, — это и есть задача автора. Надеемся, в следующих книгах эта задача будет решена.

Из книги Чарльза Тейера «Медведи в икре»:

«Каждого посла в Москве, исключая, конечно, Тана Тувана из Внешней Монголии, всегда, куда бы он ни шел, сопровождала команда подтянутых парней из ГПУ, одетых в синие двубортные саржевые костюмы. Хотя они постоянно перемещались от одного посольства к другому, это были почти всегда одни и те же люди, и за семь лет я узнал их достаточно хорошо. Странно было только, что с официальной точки зрения их просто не существовало. Так, советский Наркомат иностранных дел выразил энергичный протест, когда эта история попала на страницы одного американского журнала, процитировавшего нашего посла, который сказал, что парни из ГПУ, следовавшие за ним, не создавали ему каких-то больших неудобств.

– Никакие парни из ГПУ не сопровождают вашего посла, – было сказано нам.

– Но кто тогда эти люди, которые находились вокруг нашего босса на протяжении последних десяти лет? – спросили мы.

– Об этом Советское правительство не имеет ни малейшего представления – кроме уверенности в том, что они не являются агентами ГПУ, – упрямо повторял Наркомат иностранных дел. – Возможно, они просто любознательные советские граждане, – добавили они. С тех пор “парней” в посольстве именовали просто “любознательные советские граждане”».

Искренне благодарю Ольгу Богатову за рекомендацию книги Чарльза Тейера «Медведи в икре».

Это воспоминания американского дипломата, который работал в 1930-1940-х гг. в Москве, Германии и Афганистане, общался лично со Сталиным, Буденным, Вышинским и множеством других людей, о которых мы только читаем в монографиях. Написано с юмором, читается очень легко.

Для меня самым интересным был описанный автором опыт бытия в хаосе этого мира, который мы с моей дорогой Заславской называем «покой уже и не снится». Иногда нам даже кажется, что это эффект фронтира –жизни на окраине империи и в состоянии перманентной войны, но нет, Тейер показывает, что это волнующий опыт доступен во всех социокультурных сферах, в разных странах и в разное время.
Тейеру приходилось летать на разваливающихся самолетах, переводить на дипломатических приемах, устраивать представление с животными на ужине в посольстве, договариваться с кафкианским количеством бюрократических организаций о разбивке сада и доставке вещей через границу, делить лошадь между дипломатами двух стран, ночевать на пограничном мосту между двумя странами, отказывающимися его принимать, организовывать соколиную охоту с гестаповцами в Гамбурге и охоту на лосей с партийцами в Азербайджане, прыгать с парашютом и многое другое. Умение схватить суть ситуации и идти до конца позволяет Тейеру локально организовать этот хаос, пробежать над пропастью по рушащемуся мосту и весело рассказать об этом своим читателям.

Несколько примеров:

После того, как Англия объявила войну Германии в 1939 году, «англичане следовали инструкции «кланяться, но не улыбаться» при встрече со своими коллегами-врагами. (Я всегда считал, что намного эффективнее улыбаться, но не кланяться, однако в Форин-офисе полагали правильным поступать наоборот.)»

«Из Гамбурга я привез с собой несколько листовок, которые сбрасывали с самолетов Королевского воздушного флота. Лишь немногие из этих листовок попадали в Гамбург, очевидно, по причине неверных представлений о том, где расположен Гамбург. Но вот большой лес, который находился в двадцати милях к северу от города и где я часто охотился по выходным, был буквально завален листовками. Опираясь на сведения о действительном месторасположении Гамбурга, Королевский воздушный флот, в конце концов, исправил тот навигационный огрех, который вызвал столь незначительную ошибку».

«Вначале Гордон на своем джипе старался держаться миль на десять впереди нас, что, с моей точки зрения, минимизировало для нас полезность его пулемета».

Читать и радоваться.

Объектно-ориентированная онтология – сравнительно новое философское течение, ему около двадцати лет. Оно возникло на воркшопе в Голдсмитсе, где выступили четверо философов Йен Грант, Рэй Брассье, Квентин Мейясу и Грэм Харман, впоследствии создавшие свои версии спекулятивного реализма, одной из которых и является ООО.

До сих пор я читала об ООО много плохого, и читала я об этом у Дугина, в книге «Интернальные Онтологии. Сакральная физика и опрокинутый мир». ООО описывается просто как черная магия: это философия, уничтожающая человека, она настаивает, что мир надо видеть с позиций неживых объектов, вычеркивает человека из мира, объективирует его, то есть делает таким же объектом, как всё неживое, и прямиком приводит к расчеловечиванию и фурри-идентичностям. Казалось бы, всё ясно, понятно и можно с этим мнением идти по жизни, как многие и делают.

Не сразу, но научная добросовестность пересилила мою лень, и вот я читаю первоисточник. Главная загадка – откуда Дугин это всё взял? Спекулятивный реализм и объектно-ориентированная онтология как его часть ставят своей задачей преодолеть Канта, считавшего, что реальные объекты, то есть вещи-в-себе, лежат за гранью нашего восприятия, а всё, что мы можем знать, – это наши собственные восприятия. Это известная проблема доступа к вещам внешнего мира, которая стала актуальна после работ Декарта, Кант ее только очень внятно сформулировал.

Реализм, по Харману, основан на том, что реальные вещи вне наших восприятий существуют. Здесь несколько непривычная для платоников терминология (платоники считают, что реальны идеи, а не вещи), но все термины объясняются и всё понятно. Это самая серьезная попытка вырваться из субъективизма и релятивизма, преодолеть игры постмодерна на базовом уровне онтологии.

Если считать появление фурри-идентичности результатом социального конструктивизма, позволяющего создавать себе любую личность на любой выдуманной основе, поскольку реальной реальности всё равно нет, то ООО развивает абсолютно противоположные идеи – реальные объекты существуют независимо от нашей способности их познать и от нашего к ним доступа. Отсюда никак не выводится постмодернистская относительность всего и придуманные идентичности, независимые от реальности.

Если что и приводит к постмодерну, это сама кантовская философия, в которой феномены оторваны от истинной реальности, вещей-в-себе. ООО – попытка решить проблему вещи-в-себе, точно не первая, наверное не последняя, и не более ужасная, чем все остальные. Почему Дугин именно ее демонизировал, сложно понять. Если кого и демонизировать, так это Канта, но в этом у нас и так недостатка нет со времен Достоевского, который сделал черта кантианцем.

Сегодня на Кинопоиске стартует киноверсия литературного сериала «Отблески Этерны» Веры Камши. Я читаю книгу с 2011 года, за почти пятнадцать лет сроднилась с героями, и очень хочу увидеть их новое воплощение. В январе 2022 года была первая попытка, не получившая дальнейшего развития в постфевральском мире.

Тогда, подводя итоги десятилетнему погружению в тему, я опубликовала в Луганске книгу «Борьба цивилизаций в “Отблесках Этерны”». Сейчас я бы написала эту книгу иначе или не написала бы вообще, поскольку мир за эти три года кардинально изменился. Но книга уже есть, она доступна на моем сайте (ninaofterdingen.ru/2021/12/27/борьба-цивилизаци...).

Моя критика Этерны сама подверглась критике (ninaofterdingen.ru/2022/02/02/к-чему-приведет-б...) на Философском монтеневском обществе. Так что в Луганске есть варианты на любой вкус.

Я поздравляю Веру Камшу и всех причастных с тем, что команда проекта смогла довести его до экранизации. Приглашаю всех заглянуть в волшебный мир Этерны (www.kinopoisk.ru/series/5377710/).